Галилео Галилей (1564-1642): его значение в контексте истории философии

Текст: Дарья Долбилина

• Биография
• Значение Галилея для истории философии
• Библиография трудов Галилея и работ о нем

Краткая биографическая справка

Данный раздел — преимущественно прямой перевод раздела «Brief Biography» статьи о Галилее из Стэнфордской энциклопедии философии. Перевод частично сокращен в сопоставлении с оригиналом, а также слегка скорректирован в соответствии со статьей В. С. Кирсанова о Галилее из Новой философской энциклопедии.
Использовавшиеся источники:
1. Кирсанов, В. С. Галилей // Новая философская энциклопедия. 
2. Machamer, P., Miller D. Galileo Galilei // Stanford Encyclopedia of Philosophy.

Галилей, Галилео (итал. Galilei, Galileo) (1564, Пиза – 1642, Арчетри) — итальянский ученый, положивший начало науке Нового времени, в том числе оказавший влияние на научные взгляды Ньютона). Основная область исследований: физика, астрономия, механика. В естественно-научных работах также излагал свои философские воззрения и взгляды на методологию естественных наук.

Галилео Галилей родился 15 февраля 1564 года в Пизе, в семье Галилея Винченцо, автора множества работ, касающихся теории музыки. Мать Галилео Галилея, Джулия Амманнати, была родом из Пизы. В 1572 году семейство Галилея-старшего переехало во Флоренцию.
Юношей Галилей обучался также в иезуитской школе при монастыре Валломброзо (недалеко от Флоренции). Церковная атмосфера произвела на него большое впечатление, и в 1578 он объявил отцу о своем желании стать монахом. Поскольку отец был против этого плана, он решил продолжить обучение сына в частном порядке (вплоть до поступления в университет).
В 1580 году Галилей по настоянию отца поступил в Пизанский университет на медицинский факультет, но не закончил его, поскольку увлекся изучением математики. Остилио Риччи, один из частных учителей Галилея, поддерживал юношу в увлечении математикой и физикой.

Несмотря на то, что формально Галилей не окончил университет, начиная с 1585 года он дает частные уроки математики во Флоренции и Сиене, параллельно приобретая известность в кругах любителей математики и естествознания.

В 1586 он завершает трактат «Маленькие весы» (La bilancetta). Реагируя на эту работу, Флорентийская академия избирает Галилея арбитром в споре о том, как с математической точки зрения должна интерпретироваться топография Дантова ада (1588). В том же году Галилей подает заявление на должность профессора в Болонье, но ему отказывают. В 1589 году благодаря содействию своего друга маркиза Гвидобальдо дель Монте Галилей становится профессором математики в Пизе. Там он в основном разрабатывает проблемы механики.

В 1591 году умирает Галилей-старший, смерть отца и нехватка денег вынуждают Галилео Галилея искать новую работу. В 1592 Галилей получает кафедру математики в Падуе. Галилей проведет в Падуе восемнадцать лет, полных наукотворчества и личного счастья. В падуанский период у него завязались отношения с Мариной Гамбой. Их дочь Вирджиния родилась в 1600 году. В 1601 году у них родилась еще одна дочь Ливия, а в 1606 году — сын Винченцо. Несмотря на то, что Галилей фактически не публикуется, пока живет в Падуе, он активно работает над вопросами механики.

Однако эта работа была прервана в 1609 году, когда Галилей услышал о недавно изобретенной подзорной трубе. Он изобрел телескоп и использовал его для совершения астрономических открытий. Открытия были опубликованы в работе «Звездный вестник» (Sidereus Nuncius, 1610). Иоганн Кеплер высоко оценил работу Галилея. Эта работа прославила Галилея в Европе. Благодаря славе от публикации «Звездного вестника» Галилей получает покровительство в Тоскане. Он переезжает во Флоренцию, получает должность придворного математика великого герцога Тосканского.

В 1613 Галилей публикует сочинение о солнечных пятнах, в котором впервые явно выказывает поддержку гелиоцентрической теории Коперника. Коперниканство в то время находится в центре внимания и подвергается цензуре (1616) со стороны церковных властей. В 1616 году Галилея вызывают на аудиенцию к кардиналу Роберту Беллармину, ведущему теологу и члену римской инквизиции, который предостерегает его от преподавания или защиты теории Коперника.

В 1623 году Римским папой становится друг юности и покровитель Галилея Маффео Барберини (Урбан VIII). Это дает Галилею надежду на прекращение цензурирования текстов Коперника и его собственных исследований. В том же году Галилей публикует свою новую работу, посвящая ее Урбану VIII. В этой работе, «Пробирных дел мастер» (Il saggiatore), анализируется природа физической реальности и методы ее изучения. Именно здесь появляется знаменитое изречение: «Книга Природы написана языком математики». С помощью посвящения Галилей пытается смягчить враждебность церкви по отношению к коперниканству. Урбан VIII соглашается лишь на то, чтобы Галилей написал книгу, в которой будут рассмотрены две системы мира — птолемеева и коперникова. Этому рассмотрению и посвящена работа «Диалог о двух системах мира» (опубл. в 1632). «Диалог» был написан не на латыни, а на итальянском, в силу чего стал доступен широкой публике. Из-за того, что в «Диалоге» Галилей отдает предпочтение коперниковой системе, книгу сняли с продажи, а самого Галилея отправили в Рим для суда. В июне 1633 года Галилей был осужден за подозрение в ереси и подвергнут пожизненному домашнему аресту.

В 1634 году, когда Галилей был заключен на вилле в Арчетри, он начал работу над своей последней книгой «Рассуждения и математические демонстрации», посвященной двум новым наукам, основанным на его механике. Рукопись была контрабандой вывезена из Италии и опубликована в Голландии в 1638 году.

Галилей умер в начале 1642 года, и из-за его осуждения место его захоронения оставалось тайным до тех пор, пока он не был перезахоронен в 1737 году.

Значение Галилея для истории философии

На первый взгляд, Галилей в области именно истории философии — недостаточно значительная фигура. Безусловно, Галилей был революционером в физике и астрономии, зачинателем ньютоновской механики и всей науки Нового времени как таковой. Но вопрос о его значимости как философа все еще открыт. Значимы ли идеи Галилея, выдвинутые им на стыке естественных и точных наук и философии; либо в области только философии? Наша задача при ответе на этот вопрос — не только попытаться обозначить и обосновать значимость Галилея как философа. Но скорее обозначить место Галилея в истории философии в целом. Пояснить, почему основной корпус исследовательских работ, связанных с философией Галилея, был создан только в XX—XXI вв., несмотря на то, что сам Галилей жил, писал и приобрел довольно широкую известность в XVI—XVII вв.

Для выполнения этой задачи мы приведем некоторые основные философские идеи Галилея, обозначенные и проанализированные тремя очень разными философами: Э. Кассирером, В. П. Зубовым, П. П. Гайденко. Для нас важен разговор как о самих философских идеях, так и о том, почему именно эти идеи в XX—XXI вв., конечно, не поместили Галилея с однозначностью в философский канон, но по меньшей мере обратили внимание на него как философа.

Как мы уже упоминали выше, основной массив текстов, посвященных Галилею как философу, был создан в XX—XXI вв. Тем не менее первые основательные исследования на этот счет были созданы еще в XIX веке. Под этими исследованиями мы имеем в виду прежде всего работы представителей марбургской школы неокантианства: статью П. Наторпа «Галилей как философ» (1882) и ряд работ Э. Кассирера, также посвященных анализу философских воззрений Галилея и его роли в контексте истории философии. Несмотря на то, что тезис о платонизме Галилея был впервые сформулирован Наторпом в вышеупомянутой статье (а нас интересует преимущественно этот тезис, поскольку он интересен в философском ключе), здесь мы сконцентрируемся именно на работах Кассирера, поскольку в них шире разрабатывается данный тезис.

Так, в понимании платонизма Галилея Кассирер предлагает отказаться от уже существующих разновидностей платонизма: мистического, религиозного, логического и т.д. [Cassirer, 1946]. По мнению Кассирера, платонизм Галилея носит физический, а не метафизический характер, и в этом состоит его основное преимущество. Особый физический платонизм Галилея заключается в соединении математической (т.е. идеальной) части знания с эмпирической (реальной) частью [Cassirer, 1910-1911]: это соединение заключается в фиксировании опыта с помощью математического аппарата. По мнению Кассирера, и Платон, и Галилей воспринимают законы природы как идеальные, сверх-данные [там же]; но отличие Галилея от Платона заключается в том, что для Галилея изменчивость природы не проблематична: даже в изменчивой природе, по его мнению, можно проследить объективные законы.

По этой причине именно фигура Галилея воспринимается Кассирером в истории становления науки и гносеологии как одна из важнейших [Cassirer, 1942]. Роль Галилея также важна, поскольку Кассирер в первом томе работы «Проблема познания в философии и науке Нового времени» («Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit») [Cassirer, 1910-1911] понимает процесс становления науки как чередование интерпретаций Платона и Аристотеля (в самых разных видах). При этом становление науки понимается Кассирером как процесс и прерывистый, и непрерывный (эти характеристики чередуются), потому революционность идей Галилея вполне органично укладывается в общую картину формирования науки по Кассиреру [Gigliotti, 2006]. Галилей предлагает не постепенный прирост знания, но новый способ миросозерцания, который оценивается Кассирером как революционный, что также соответствует его видению развития науки [Cassirer, 1940].
Галилей с его специфическим физическим платонизмом не только сделал ряд научных открытий, но и положил начало новому этапу развития научной мысли в целом. Так, Галилей, опираясь на Платона и оппонируя Аристотелю, создает новую концепцию опыта [Matteoli, 2019] — результат физического платонизма.

Это галилеевское понимание опыта со временем становится традиционным и даже парадигмальным для науки Нового времени. Несмотря на это, сам по себе кассиреровский тезис о «физическом платонизме» Галилея можно воспринимать как спорный из-за его кажущейся внутренней противоречивости. Важно и то, что тезис о платонизме Галилея, выдвинутый Кассирером, можно резонно воспринять как преувеличенный (об этом ниже см. аргументацию П. П. Гайденко). Тем не менее позиция Кассирера демонстрирует определённую преемственность Галилея по отношению к философской традиции, а также содержит важные для текущего рассмотрения свидетельства в пользу значимости Галилея для истории философии.

Итак, по мнению Кассирера, Галилей также во многом опирается на традицию Возрождения [Cassirer, 2000]: именно поэтому ошибочен распространенный способ интерпретации Галилея только как ученого. Необходимо воспринимать Галилея по-возрожденчески, т.е. как цельную фигуру, органически интегрирующую в своих научных интересах совершенно разные области исследования: и физику, и астрономию, и философию. Возрождение было эпохой homo universalis, универсального человека, чьи интеллектуальные интересы не ограничены одной областью, и Галилей, по мнению Кассирера, может и должен быть причислен к универсальным людям [там же]. Причем воспринимать Галилея как homo universalis необходимо и сейчас, поскольку его исследования и аргументация зачастую не касаются, например, только физики или только философии, но лежат на пересечении этих дисциплин, заключаются в их отчетливой взаимосвязи. Мы полагаем, что этот аргумент Кассирера очень весом, поэтому ниже мы будем довольно подробно останавливаться на некоторых (казалось бы, исключительно) физических воззрениях Галилея, поскольку на деле эти воззрения революционны не только для физики, но и для гносеологии, и для философии в целом.

Подводя итоги кратко изложенным выше идеям Кассирера относительно Галилея, мы можем сказать следующее. Во-первых, Галилея релевантно определять как философа, но при этом не стоит забывать о том, что Галилей был универсальным человеком эпохи Возрождения: соответственно, его философскую аргументацию (то, что интересует нас преимущественно) и идеи нельзя транслировать и анализировать в полном отрыве от идей, например, касающихся физики. Во-вторых, роль Галилея в контексте истории философии определяется, по мнению Кассирера, преимущественно через наследование Платону (но наследование, полное в то же время и новаторства) — проявляется это связь через особый физический платонизм Галилея. В-третьих, Галилей имеет не только учителей, но и оппонентов в философском каноне: его основной оппонент — Аристотель. Все это свидетельствует о вписанности Галилея в философскую традицию и его идейной связи с каноническими авторами; однако, по мнению Кассирера, революционность идей Галилея в ходе становления науки важны не меньше, чем его готовность интерпретировать Платона и дискутировать с Аристотелем.

Согласно работе «Галилей и борьба за новую систему мира» [Зубов, 2009], самобытность и оригинальность Галилея-философа заключается, во-первых, в разработке и защите новой гносеологии; во-вторых, в том, что основа этой новой гносеологии — математика, язык математики. Поясним оба тезиса.

Зубов констатирует, что в XVI—XVII вв., в эпоху активного развития космологических теорий, вскрылось основное гносеологическое противоречие католической (в то время, безусловно, очень влиятельной) доктрины: католическая доктрина еще в XIII в. приняла в себя аристотелевскую физику, однако не было учтено, что физика Аристотеля отчасти напрямую противоречит библейскому описанию мироздания [Зубов, 2009]. Отсюда, а также из возникновения новых космологических теорий (коперниканства, напр.) и их конфронтации с Церковью — гносеологический кризис. Выход из этого кризиса и предложил Галилей, продвигая новую гносеологию (говоря о гносеологии, мы делаем упор именно на познаваемость мира человеком, на возможность этой познаваемости, а также на критерии истинности знания). Ниже мы приведем основные тезисы галилеевской гносеологии, в дальнейшем легшей в основу гносеологии Ньютона (и вообще ученых Нового времени), а также пояснения к ним.

Так, единственно возможный с точки зрения сохранения истинности способ познания мира — это созерцание природы и умение правильно трактовать ее послания. Для Галилея была важна именно интерпретация наблюдений [Зубов, 2009], что проявлялось и подчеркивалось в спорах Галилея с иезуитами, аристотеликами, Церковью и т.д.. Основание для отстаивания своей позиции в этих спорах Галилею давала истина, которую он держал в руках.

Истина наблюдений и экспериментов, выраженная языком математики (при пользовании которым можно ошибиться, но нельзя солгать) — основное орудие Галилея. Это позволяло Галилею выступать и против иезуитов, трактующих факты наблюдений превратно; и против аристотеликов, в чьей системе присутствовал ряд коренных ошибок, развенчанных Галилеем в «Диалоге о двух системах мира» [Зубов, 2009]; и против Церкви с ее внутренним противоречием между аристотелевской физикой и Библией. По поводу математики сам Галилей пишет следующее в «Пробирных дел мастере» [Галилей, 1987]: «Философия написана в величественной книге (я имею в виду Вселенную), которая постоянно открыта нашему взору, но понять ее может лишь тот, кто сначала научится постигать ее язык и толковать знаки, которыми она написана. Написана же она на языке математики». Таким образом, единственно верный путь трактовки природы — это трактовка посредством математического языка, обеспечивающего истинность. Необходимость математизации природы и науки; осознание, что математизация существенно расширяет и укрепляет познаваемость мира человеком, а также задает довольно четкие критерии истинности познания — это революционно во взглядах Галилея. Именно Галилей отчетливо фиксирует математизацию и природы, и науки.

Некоторые исследователи в целом считают математизацию особенностью Возрождения [Лосев, 1978], однако переломная роль Галилея в развитии науки и ее математизации также отмечалась особо [Koyré, 1966]. Мы говорим о математизации и науки, и природы, следуя в этом за А. Койре (хотя, как кажется на первый взгляд, в цитате, приведенной выше, Галилей говорит только о математизации природы). Койре выдвигает следующую идею: «Фактически, эти характеристики почти эквивалентны: математизация (геометризация) природы, и, следовательно, математизация (геометризация) науки» [Koyré, 1968]. Ко всему прочему, это просто логично — чтобы было возможно познание природы без искажений, язык ее познания должен соответствовать ее собственному языку.

Из математизации науки естественно следует необходимость универсального взгляда на мироздание: под этим мы имеем в виду то, что Галилей предлагает трактовать небесные и земные физические явления по единым физическим законам (подробно Галилей излагает эту идею в «Диалоге о двух системах мира» [Галилей, 2018], также об этом см. [Зубов, 2009]).
Подводя итоги, мы можем заметить, что в числе неканонических философских авторов долгое время оставался (отчасти и до сих пор остается) Галилей, изменивший канонические представления о гносеологии и языке естественных наук, и тем самым оказавший влияние на всю последующую традицию, вплоть до наших дней. Во многом представление о мире, постулируемое в современных школах на уроках физики и астрономии — представление галилеевское (и мы, конечно, не только о самих законах физики, но и о представлении о научном взаимодействии человека и мироздания).

Отсюда: ситуация со статусом Галилея как философа парадоксальна: Галилей, возможно, не величайший, но по меньшей мере один из влиятельнейших гносеологов в истории Нового времени. И при этом, как гносеолог, он долгое время находился вне поля зрения исследователей. Причин тому, по всей видимости, несколько — и цензурирование сочинений Галилея Церковью (несмотря на то, что Галилей публиковался и в обход цензуры, она все же присутствовала), и выход на передний план его физических и астрономических открытий, и в целом сильное церковное влияние на взгляды не-ученых.

Уделяя большое внимание не только новаторству Галилея и его влиянию на последующую традицию, но и помещению Галилея в существующий философский канон, Пиама Гайденко в своей работе [Гайденко, 1987] обращается к авторам, оказавшим влияние на Галилея. В первую очередь она фиксирует античное влияние: архимедово и платоново [Гайденко, 1987]. Что до Архимеда, то речь идет об античной математике (несмотря на то, что Галилей, напр., обращается к актуальной бесконечности, чего не делал ни Архимед, ни иные греки, четкое влияние все же прослеживается: математика Галилея строится на архимедовой). Насчет Платона Гайденко замечает, что сходство между методологией Платона и Галилея было преувеличено Кассирером и Наторпом (об их взглядах на этот счет см. выше — в разделе, посвященном идеям Кассирера), однако Гайденко признает, что в галилеевском тезисе о математическом характере природы и необходимости признания математики единственным уместным языком познания природы присутствует явное платоновское влияние [Гайденко, 1987]. Корень преувеличения марбуржцев же, по ее мнению, заключается в чрезмерно модернизированном понимании Платона — понимании, которое базировалось, в том числе, на работах самого Галилея [там же].

Во вторую очередь Гайденко отмечает две не-античных фигуры, оказавших влияние на Галилея: Коперника и Николая Кузанского. Если с Коперником ситуация ясна (Галилей поддерживает гелиоцентризм Коперника), то влияние Кузанского не вполне очевидно. Гайденко поясняет это влияние, апеллируя к двум работам Галилея — «Беседам и математическим доказательствам» и «Диалогу о двух системах мира». Так, в разговоре о влиянии Кузанского Гайденко приводит следующее сравнение, касающееся рассмотрения проблемы континуума: «<…> бесконечно малое Галилея очень похоже на «абсолютный минимум» Николая Кузанского, а галилеево «бесконечно большое» — на абсолютный максимум» [Гайденко, 1987]. Кузанский, по мнению Гайденко, является философским предшественником Галилея в размышлении о бесконечности. Понимание бесконечности, выдвинутое Кузанским (и вообще оперирование актуальной бесконечностью) — радикально отлично и от античного, и от схоластического способа мышления. Несмотря на то, что понятие актуальной бесконечности по сути своей парадоксально [Гайденко, 1987], оно все же продуктивно для научного знания. Более того, оно необходимо для той новой методологии математики (и физики, соотв.), которую разрабатывает Галилей [Гайденко, 1987].

Отсюда следует, что Галилей, раздвигая границы методологии точных и естественных наук, обращается к парадоксальным понятиям и задачам, но не мирится с их парадоксальностью, а пользуется ими как «инструментом позитивной науки» [Гайденко, 1987]. Само обращение к этим парадоксам происходит не на пустом месте, а с опорой на традицию. Сравнения, приведенные Гайденко, дают понять, что Галилей, может, и не был знаком непосредственно с работами Кузанского — но точно был знаком с его аргументацией, поскольку схожесть его аргументов и аргументов Кузанского очевидна. Из этого следует то, что Галилей, использующий в своих по сути математических и физических изысканиях философскую аргументацию, действует с опорой на философский канон. Статус Галилея в каноне, таким образом, сложен: его учителя и оппоненты — великие философы Античности и Средних веков, но сам Галилей — в течение долгого времени (отчасти и до сих пор) не признанный как философ, но только как ученый. Хотя он активно использовал в своих работах именно философскую аргументацию, отсылающую, в том числе, к каноническим авторам (как то Кузанский).

Продолжая разговор о вписанности Галилея в традицию, Гайденко анализирует теорию движения Галилея — изначально основанную на теории импетуса (импульса), выдвинутого Иоанном Филопоном, неоплатоником и христианином, еще в VI в. в противовес идее Аристотеля о передаче движения с помощью среды [Гайденко, 1987]. К моменту формирования научных интересов Галилея теория импетуса становится популярной, почти традиционной. По мнению Гайденко, именно факт существования идеи импетуса, а также интерес Галилея к этой идее — позволили ему приблизиться к открытию закона инерции [Гайденко, 1987]. Однако с этим были связаны и трудности. Так, Койре [Koyré, 1939] пишет о том, что Галилей приблизился к открытию законов движения, лишь когда отошел от теории импетуса. С данным тезисом соглашается и Гайденко. И этот тезис очень важен, потому что он показывает следующее: Галилей, опирающийся до поры на распространенную, почти традиционную в свое время теорию — в конечном итоге вынужден отказаться от нее, чтобы совершить как гносеологический, так и научный прорыв. С одной стороны, это свидетельство вписанности Галилея в традицию; с другой — свидетельство давления традиции, пагубного для развития его новаторской мысли.

Гайденко, говоря о теории движения Галилея, также отмечает его отношение к мысленному эксперименту: «Аристотель прибегал к нему для того, чтобы отвергнуть какую-либо возможность <…>. Галилей же прибегает к воображаемому эксперименту для подтверждения своего допущения <…>» [Гайденко, 1987]. Это, как мы полагаем, очередное свидетельство математизации природы и мышления, революционного хода, сделанного Галилеем. Не столь важен реальный эксперимент, сколько его математическая модель, построенная мысленно. Гайденко также отмечает, что Галилей ценил точность экспериментов (как мысленных, так и реальных) именно для того, чтобы углубить связь между математикой и физикой — вплоть до снятия различий между ними. Похоже, что в этом моменте проявляется коренное методологическое различие Платона и Галилея (Галилей «отменяет традиционное представление о том, что математика — это наука о неизменных сущностях» [Гайденко, 1987]; представление, безусловно, платоническое). Склонность Галилея к мысленному конструированию, которую отмечает Гайденко [Гайденко, 1987], также свидетельствует об отрыве от Платона: мысленный эксперимент нужен для понимания реальных явлений, математика связывается с реальностью уже не платонически, а практически; речь идет об установлении законов физического мира, а не о сути числа как такового.

Несмотря на то, что Галилей отходит от античной традиции довольно значительно (в том числе, как замечает Гайденко, понимание материи у Галилея радикально отличается от античного: как платоновского, так и аристотелевского) [Гайденко, 1987], он все же не «выпадает» из философской традиции окончательно. Так, в том же понимании материи как самотождественной и неизменной он опирается на Джордано Бруно (который, в свою очередь, отсылает к неоплатоникам) [Гайденко, 1987]. Галилеево понимание материи имеет не только предшественников, но и последователей — так, полноценно его поясняет, по мнению Гайденко, Декарт [Гайденко, 1987]. Таким образом, даже при условии несхождения с античными мыслителями (преимущественно с Платоном) в некоторых своих размышлениях, Галилей все равно не действует вне традиции — он опирается на более близких ему по времени мыслителей и дает почву для размышлений философам будущего.

Мы полагаем, что одной из причин неканонического (или, по меньшей мере, не вполне канонического) статуса Галилея в контексте философии и истории философии может быть парадоксальность мышления Галилея, которую отмечает Гайденко и в вопросе о континууме, и в вопросе о материи [Гайденко, 1987]. Возможно, именно упомянутая парадоксальность (и логично следующая за ней сложность) математических, физических и, главное, философских понятий и аргументов Галилея послужила отталкивающим фактором для многих современников Галилея и исследователей последующих эпох. Легче обвинить в парадоксальности, чем признать, что парадокс может стать инструментом продуктивной работы.

Используемая литература

1. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII—XVIII вв.). Формирование научных программ Нового времени. М., 1987.
2. Галилей, Г. Диалог о двух главнейших системах мира. М, 2018.
3. Галилей, Г. Пробирных дел мастер. М., 1987.
4. Зубов, В. П. Галилей и борьба за новую систему мира // Философский журнал. — 2009. — № 1 (2). — С. 88–110.
5. Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978.
6. Cassirer, E. 1910-1911. Das Erkenntnisproblem in der Philosophie und Wissenschaft der neueren Zeit. 2nd ed., 2 Vols. Berlin: Bruno Cassirer (ECW, Voll. 2-3).
7. Cassirer, E. 1940. Mathematische Mystik und mathematische Naturwissenschaft. Lychnos 4: 248-265 (ECW, Vol. 22, 248-305).
8. Cassirer, E. 1942. Galileo Galilei: A New Science and a New Spirit. American Scholar 12: 5- 19 (ECW, Vol. 24, 53–66).
9. Cassirer, E. 1946. Galileo’s Platonism. In Studies and Essays in the History of Science and Learning Offered in Homage to George Sarton on the Occasion of his Sixtieth Birthday, edited by Ashley Montagu: 277-297. New York: Henry Schuman (ECW, Vol. 24, 355-354).
10. Cassirer, E. 2000. The Individual and the Cosmos in Renaissance Philosophy. New York: Dover.
11. Gigliotti, G. 2006. «Videre aude». Galileo nel neokantismo marburghese. Galilaeana. Journal of Galilean Studies 3: 33-54.
12. Koyré A. 1939. Etudes Galiléennes.
13. Koyré A. 1968. Etudes newtoniennes. Paris.
14. Koyré A. 1966. Gassendi et la science de son temps // A. Koyré. Etudes d’histoire de la pensée scientifique. Paris.
15. Matteoli, G. 2019. «Galileo, Plato and the Scientific Revolution». Transversal: International Journal for the Historiography of Science, no. 7 (December).

---

Библиография

Основные оригинальные работы и прижизненные публикации автора:

1. Galilei, Galileo. Le Operazioni del Compasso Geometrico e Militare. Padua, 1606.
2. Galilei, Galileo. Difesa di Galileo Galilei … contro alle calunnie & imposture di Baldessar Capra … . Venetia: Tomaso Baglioni, 1607.
3. Galilei, Galileo. Sidereus nuncius. Venetia: Tomaso Baglioni, 1610.
4. Galilei, Galileo. Discorso … intorno alle cose che stanno in sù l’acqua ò che in quella si muouono. Firenze: Cosimo Giunti, 1612.
5. Galilei, Galileo; De Filiis, Angelo; Scheiner, Christoph; Welser, Marcus. Istoria e dimostrazioni intorno alle macchie solari e loro accidenti : comprese in tre lettere scritte all’illustrissimo … Marco Velseri … dal signor Galileo Galilei … : si aggiungono nel fine le lettere e disquisizioni del finto Apelle. Roma: Giacomo Mascardi, 1613.
6. Galilei, Galileo. Il saggiatore: nel quale con bilancia esquisita e giusta si ponderano le cose contenute nella libra astronomica e filosofica di Lotario Sarsi. Roma: Giacomo Mascardi, 1623.
7. Galilei, Galileo. Dialogo di Galileo Galilei … : dove ne i congressi di quattro giornate si discorre sopra i due massimi sistemi del mondo tolemaico e copernicano proponendo indeterminatamente le ragioni filosofiche e naturali tanto per l’una, quanto per l’altra parte. Fiorenza: Batista Landini, 1632.
8. Galilei, Galileo. Nov-antiqua sanctissimorum patrum et probatorum theologorum doctrina de Sacrae Scripturae testimoniis in conclusionibus mere naturalibus, quae sensata experientia et necessariis demonstrationibus evinci possunt temere non usurpandis… . Augustae Treboc.: Davidis Hautti, 1636.
9. Galilei, Galileo. Discorsi e dimostrazioni matematiche intorno à due nuoue scienze attenenti alla mecanica & i mouimenti locali … ; con vna Appendice del centro di grauità d’alcuni solidi. Leida: Elseuirii, 1638.
10. Galilei, Galileo. Le mecaniche. Ravenna: Luca Danesi, 1649. Работа была опубликована посмертно в 1649 году, но написана около 1600 года.
11. Galilei, Galileo. De motu antiquiora. 1687. Работа была написана между 1589-1592 годами, но была опубликована только посмертно, в 1687 году.

Основные переиздания, критические издания и переводы:

• Итальянский — полное собрание сочинений: Favaro, Antonio (ed.), 1890–1909, Le Opere di Galileo Galilei, Edizione Nazionale, 20 vols., Florence: Barbera; reprinted 1929–1939 and 1964–1966.
• Английский — собрания избранных сочинений :
  • Finocchiaro, Maurice A. (ed.), 2008, The Essential Galileo, Indianapolis: Hackett.
  • Shea, William R., and Davie, Mark (ed.), 2012, Galileo: Selected Writings, Oxford: Oxford University Press.
• Русский — переводы основных работ:
  • Галилео Галилей. Рассуждение о телах, плавающих в воде. — В сборнике: Начала гидростатики. Архимед, Стевин, Галилей, Паскаль. — М.—Л.: ГИТТЛ, 1932. — С. 140—232.
  • Галилео Галилей. Математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению. — М.—Л.: ГИТТЛ, 1934.
  • Галилео Галилей. Послание к Франческо Инголи. — Сборник, посвящённый 300-летней годовщине со дня смерти Галилео Галилея, под ред. акад. А. М. Дворкина. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1943.
  • Галилео Галилей. Диалог о двух системах мира. — М.—Л.: ГИТТЛ, 1948.
  • Галилео Галилей. Избранные труды в двух томах. — М.: Наука, 1964.
  • Галилео Галилей. Пробирных дел мастер. — М.: Наука, 1987.

Основные работы, посвященные анализу философских воззрений данного автора, в том числе на русском языке:

1. Библер В.С. Галилей и логика мышления Нового времени // Механика и цивилизация XVII–XIX вв. М. : Наука, 1979. С. 448–518.
2. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII—XVIII вв.). Формирование научных программ Нового времени. М. : Наука, 1987. 447 с.
3. Дмитриев И. С. Увещание Галилея. СПб. : Изд. «Нестор-История», 2006. 380 с.
4. Дмитриев И. С. Упрямый Галилей М. : Новое литературное обозрение, 2015. 848 с.
5. Зубов, В. П. Галилей и борьба за новую систему мира / В. П. Зубов. — Текст : непосредственный // Философский журнал. — 2009. — № 1 (2). — С. 88–110.
6. Койре А. Этюды о Галилее. М. : НЛО, 2022.
7. Кузнецов, Б. Г. Галилей. М. : Наука, 1964. 326 c.
   
8. Capecchi D., 2018. The Path to Post-Galilean Epistemology: Reinterpreting the Birth of Modern Science, Springer.
9. Cassirer, E. 1942. Galileo Galilei: A New Science and a New Spirit. American Scholar 12: 5-19 (ECW, Vol. 24, 53–66).
10. Cassirer, E. 1946. Galileo’s Platonism. In Studies and Essays in the History of Science and Learning Offered in Homage to George Sarton on the Occasion of his Sixtieth Birthday, edited by Ashley Montagu: 277-297. New York: Henry Schuman (ECW, Vol. 24, 355-354).
11. Clavelin, M., 1974. Natural Philosophy of Galileo: Essays on the Origins and Formation of Classical Mechanics, Cambridge: The MIT Press.
12. Drake, S., 1976. Galileo Against the Philosophers, Los Angeles: Zeitlin & Ver Brugge.
13. Drake, S., 1978. Galileo at Work, Chicago: University of Chicago Press.
14. Drake, S., 1999. Essays on Galileo and the History and Philosophy of Science, N. M. Swerdlow and T. H. Levere (eds.), 3 vols, Toronto: University of Toronto Press.
15. Finocchiaro, Maurice A., 1980. Galileo and the Art of Reasoning, Dordrecht: D. Reidel.
16. Finocchiaro, Maurice A., 2021. Science, Method, and Argument in Galileo: Philosophical, Historical, and Historiographical Essays, New York: Springer International Publishing.
17. Knight, David M., 2015. Voyaging in Strange Seas: The Great Revolution in Science, Yale: Yale University Press.
18. Koyré, A., 1966. Études Galiléennes, Paris: Hermann.
19. McMullin, E. (ed.), 1967. Galileo, Man of Science, New York: Basic Books.
20. Osterhage, W., 2018. Galileo Galilei: At the Threshold of the Scientific Age, Springer.
21. Schumacher E., 1964. Der Fall Galilei (Das Drama der Wissenschaft), Berlin.
22. Shapere, D., 1974. Galileo: A Philosophical Study, Chicago: University of Chicago Press.
23. Sharratt, M., 1994. Galileo: Decisive Innovator, Cambridge: Cambridge University Press.
24. Shea, William R., 1972. Galileo’s Intellectual Revolution, New York: Science History Publications.
25. Shea, William R., and Mariano A., 2003. Galileo in Rome: The Rise and Fall of a Troublesome Genius, Oxford: Oxford University Press.
26. Wallасе W.A., 1992. Galileo’s Logic of Discovery and Proof: The Background, Content, and Use of His Appropriated Treatises on Aristotle’s Posterior Analytics, Boston: Kluwer Academic Publishers.
27. Wohlwill E., 1909, 1926. Galilei und sein Kampf für die copernicanische Lehre, 2 Bande, Harnburg.